Не ещё одна жертва ДТП: Валентина Зельдина

Обычно, говоря о ДТП, журналисты не рассказывают о жертвах, не говорят об их жизни до столкновения, которое может эту жизнь и прервать. Смерть на дороге стала восприниматься как нечто обыденное, а пострадавшие пешеходы оказываются обезличены. Но к этому не может и не должно быть никакой толерантности. Смерть на дороге — это вовсе не неотъемлемое зло от автомобилизации, а то, с чем нужно бороться. Для этого многие страны и города принимают программу Vision Zero. Она помогает сократить число аварий с участием пешеходов, сделать улицы и переход через них более безопасными. Быть может, с её распространением в России таких текстов будет больше, потому что дорожных происшествий станет меньше, и они будут иметь большее прямое влияние на общество.

Но и сегодня о смертях на дороге нельзя молчать. Недавно «Городские проекты» опубликовали первую из серии статей о жертвах ДТП. Если ваши родные и близкие пострадали в ДТП — напишите нам на info@city4people.ru, и мы сделаем о них репортаж. С вашей помощью мы расскажем об этой проблеме со стороны пешеходов, наиболее уязвимых участников дорожного движения. Покажем, что это не цифры статистики, а живые люди. У которых есть или были семья, друзья, увлечения, работа.

А пока предлагаю вам почитать историю Валентины Зельдиной, погибшей в одном из тысяч российских дорожно-транспортных происшествий 2018 года, унёсших жизни нескольких тысяч человек.

…Я очень люблю осень. Так люблю, что готова бежать ей навстречу и хватать в охапку. Но осень большая, и получается только влететь с разбегу в её прохладу и вдохнуть после резкой остановки полную грудь влажного воздуха. И снова удивиться — ну какая же она. Осень кажется мне красивой, как все рыжие люди и звери…

Человек, написавший эти строки, погиб. 2 сентября Валентину Зельдину сбил мотоцикл на пешеходном переходе. От удара девушке оторвало нижнюю часть ноги. В результате множественных переломов и внутреннего кровоизлияния Валентина скончалась, не приходя в сознание.

Зельдина стала одной из 15000 погибших в ДТП в России в 2018 году. Несмотря на ежегодное снижение уровня смертности на дорогах, Россия по этому показателю по-прежнему отстает от Европы. Например, в Швеции в 2017 году на 1 миллион населения погибло 25 человек, а в России 130 — в 5 раз больше.

Смерть Валентины, как и другие серьезные ДТП с жертвами, стала для СМИ лишь поводом для написания нескольких коротких новостей. В них не только не было никакой информации о погибшей, но и в 2 случаях из 5 был перепутан пол. Более серьезно разбираться в ситуации так и не стали. Новость об инциденте перестала появляться в инфополе уже на следующий день.

«…Водитель мотоцикла Yamaha наехал на пешехода, который переходил дорогу по нерегулируемому переходу. От полученных травм он скончался в машине скорой помощи…»

«Москва 24»

«...В воскресенье в 21:25 неработающий гражданин 1989 года рождения, управляя личным мотоциклом Yamaha, следовал по улице Косыгина от проспекта Вернадского в направлении Ленинского проспекта. Он совершил наезд на гражданина 1987 года рождения, переходившего проезжую часть дороги по нерегулируемому пешеходному переходу…»

«Вечерняя Москва»

«...Погибший переходил дорогу по нерегулируемому пешеходному переходу, рассказали агентству Москва в Главном Управлении МВД по столице. Пешеход скончался от полученных травм в машине скорой помощи…»

«Эхо Москвы»

Что мы чувствуем, читая это? Начинаем ли бояться, что сами можем попасть в ДТП, — погибнуть или стать виновником чей-нибудь смерти? И самое главное — можем ли представить, что чувствует Антон — муж Валентины, для которого случившееся — не малозначащий факт из новостной ленты, а перевернувшая жизнь трагедия?

Фото: архив Антона Зельдина

АНТОН ЗЕЛЬДИН

С Валей мы начали встречаться в 2011 году после чемпионата по спортивному крокодилу — игре, в которой нужно изображать слова с помощью пантомимы и отгадывать их. Несколько лет мы общались очень по-разному, то расставаясь, то возобновляя отношения, и только в 2016 году окончательно сошлись. Я понял, что все, что мне нравится делать в жизни, с этим человеком мне нравится еще больше. С обоих сторон появилась уверенность в том, что как бы мы не ссорились, ничего не изменится. Мы чувствовали, что в основании наших отношений заложена большая бетонная плита.

В мае 2017 года мы поженились и начали думать о переезде в Москву. Мы много работали вместе — делали дискуссионный клуб и обучающую игру в Telegram. Нам казалось, что для развития последней важно оказаться в столице. Мы переехали в середине октября, и прожили в Москве почти год. 2 сентября 2018 Валю сбили.

Было воскресенье. Мы проснулись довольно поздно и только часов в 12 позавтракали. Потом мы валялись на диване и обнимались. Пару лет назад мне подарили книгу «Уроки русской любви» с отрывками из русской классики. Все это время она стояла запечатанной, и вот мы открыли её и начали читать. После этого мы пошли гулять на Воробьевы Горы.

Мы дошли до набережной, посмотри на Москва-реку и на Москву. Стояла отличная погода, и мы как раз успели обсудить, что нам в Москве вроде как и нравится. Мы посидели в кафе рядом со смотровой, потом пошли переходить улицу Косыгина в сторону дома. Косыгина разделена бульваром. Мы перешли половину улицы и пошли по нему. Немного не дойдя до Ленинского проспекта, мы стали переходить вторую часть Косыгина, и там Валю сбили.

Мы переходили по нерегулируемому пешеходному переходу. Был уже вечер, по ощущениям огни машин были супер далеко, но в какой-то момент стало понятно, что они двигаются нестандартно быстро. Интуиция подсказывала, что что-то идет не так.

Мы стали сдавать обратно и вроде бы даже развернулись. Я очень плохо помню этот момент. От удара Валя отлетела. Как показало позже заключение, у нее были внутренние кровоизлияния, множественные переломы с разрывом межпозвоночного диска, а левую ногу ниже колена просто оторвало. На боку у нее была кровь, и я пытался заткнуть рану тканевой сумкой. Ничего другого просто не было.

Когда это произошло, первым моя мысль была, — «Какого хрена вы вмешались в мою жизнь?». Было возмущение, что кто-то настолько беспардонно вторгается в твою реальность. Это было сильное ощущение, но оно не конвертировалось в раздражение на конкретного человека — мотоциклиста, который сбил Валю.

Сразу после случившегося он подбежал с криком «Убейте меня!». Это было мне непонятно. Я остановил его и сказал, что это сейчас не важно, надо звонить в скорую.

Скорая и полиция приехали довольно быстро — через 10-15 минут.

Я был в довольно адекватном состоянии, на 100 процентов отдавал себе отчет в том, что происходит. Периодически прилетала паника и истерика. В эти моменты я давал волю эмоциям, чтобы это состояние прошло. Потом я снова собирался и старался сконцентрироваться в ситуации.

После того, как врачи объявили о смерти, у меня возникла мысль о крионировании мозга Вали. Мы с ней интересовались подобными темами и несколько раз обсуждали, что если с кем-то из нас что-то случится, то мы пойдем на это. Более того, я знал к кому обратиться.

Первый человек, которому я тогда позвонил, был основателем Криоруса — компании, которая занимается крионированием. Я сказал о своей идее бригаде скорой и попросил поторопиться с телом — его было нужно как можно скорее охладить. Мне объяснили, что они не могут отвезти тело в морг, так как для этого есть специальный транспорт, который в обиходе называется «труповозка». Нам пришлось ждать ее 4 часа, и только спустя еще 2 она уехала. Чтобы тело довезли как можно скорее, мне пришлось дать санитарам пятерку. Другой возможности повлиять на ход событий и уж тем более поехать с ними по закону у меня не было. После я ничего не знал про то, что происходит с телом. Никто мне не позвонил, не сказал, что его доставили. Обо всем я узнал уже на следующее утро.

С места ДТП я ушел только через 4 часа — уже глубокой ночью. Я чувствовал дикий шок. Ты возвращаешься домой, думаешь о том, что вы только что вдвоем уходили отсюда. Думаешь, что этого не может быть. Это «не может быть» очень сильно в тебе долбит.

Спал я всего лишь несколько часов и проснулся с совершенно ужасным ощущением. При этом, я был четко мобилизован. Я понимал, что у меня есть четкий порядок действий и самое важное — разобраться с ним. Я поехал в морг с человеком из Криоруса и стал просить там, чтобы нам выдали валин мозг. Естественно, нам его не выдали. Было непонятно, как они отнеслись к нашей просьбе и воспринимали ли нас всерьез, но их принципиальность раздражала.

Для начала нам нужно было отказаться от вскрытия, но как нам объяснили врачи, это можно сделать только в МВД. Оказавшись там, мы узнали, что этим занимаются в Министерстве здравоохранения. Было понятно, что быстро нам ничего добиться не удастся. Пришлось возвращаться в морг и соглашаться на вскрытие — оказалось, что для мозга это не так критично. Забрать его нам удалось лишь во вторник утром — спустя почти 2 дня после смерти. После этого мы сразу запустили процедуру крионирования.

В первые дни ощущения от происходящего очень сильно мешались. Шок, горе, печаль. Все это хаотичным образом менялось и становилось то сильнее, то слабее. Я понимал, что нужно как-то позаботиться о себе — уже в понедельник я встретился со своим психотерапевтом и продолжил вести дневник — перенос на бумагу своих эмоциональных переживаний очень помогает.
Я старался не винить себя в валиной смерти, но первое время много думал о том, как вел себя в отношениях с ней, где не додал или приносил дискомфорт. Отдельно я прокручивал в голове тот вечер воскресенья — думал о том, что если бы мы пошли гулять в другое место или бы сразу перешли 2 части улицы Косыгина.

До сих пор размышляя о смерти Вали, я замечаю, как мозг пытается воспринимать это событие как элемент цельной истории, видеть в этом какой-то смысл или следствие предыдущих действий. Приходится постоянно себя одергивать и напоминать, что многие вещи происходят случайно, что жизнь не выстраивается по законам нарратива.

Сентябрь у меня прошел в разъездах — в Белоруссии я был на похоронах и у родственников в другом городе, потом поехал в Питер и встречался там с друзьями. Я брал интервью у людей — расспрашивал про Валю, чтобы как можно больше зафиксировать о ней информации. В то время я начал заниматься созданием цифрового следа — сбором всех валиных данных, текстов, фотографий, — чтобы в будущем иметь возможность сделать её цифровую копию для восстановления мозга после крионирования. Вместе с друзьями я думаю о том, как увековечить память о Вале. Лучшее из их идей — стипендия её имени и книга с тем, что она писала в ВК, ЖЖ и на канале в Телеграме.

Что касается меня, главное, что я мог сделать для Вали — заморозить ее мозг — уже сделано. Сейчас мне нужно восстанавливаться, развиваться, делать свои проекты и следить, как развивается технология восстановления после криоконсервации.

Текст: Илья Поляков, «Городские проекты».

Если вам важны такие тексты, и вам есть о чём рассказать, напишите нам на info@city4people.ru. Вместе мы вспомним, что на дорогах гибнут люди, а не строчки в новостях.

Как сделать города безопасными и спасти тысячи жизней