Толпа таджиков была возмущена, когда я сделал это...
Вчера утром оказался по делам в Петербурге. Иду на съёмку, погода отличная, солнышко светит, птички поют... И тут замечаю, что что-то не то. На улице непривычно много людей. Да, Петербург – это вам не Москва. Тут нет пропусков, народ гуляет, отдыхает, но чтобы прямо толпы... я не ожидал.
На тротуаре суета, небольшая пробка из машин, женщины с пакетами что-то делят, суетятся... Что происходит?
Захожу в арку, а там огромная толпа! Сотни людей (я думаю, было тысячи полторы) обступили ведущего с мегафоном, как на концерте. Через мегафон доносятся какие-то воззвания к народу, но я их не понимаю.
— Что здесь происходит? — спрашиваю у одного из мужчин в маске.
— Продукты раздают!
Оказалось, что таджики собрались утром в воскресенье огромной толпой, чтобы получить от общины бесплатные продукты.
Заметив меня, несколько молодых парней агрессивно объясняют, что нельзя снимать.
— Убери камеру! Убери камеру, я сказал! — нервничает один, повышая голос.
Я пытаюсь понять, что за хрен такой и почему он вообще пытается запретить мне снимать – мы, в конце концов, в Петербурге, а не в Душанбе. Это в Душанбе на каждом углу стоит мент и запрещает снимать, у них там своя атмосфера, но тут вроде ещё не "там".
Меня обступает группа молодых людей, которые требуют немедленно убраться. Я оглядываюсь по сторонам в надежде увидеть, может, сотрудника полиции или хотя бы охранника на случай, если будет замес, но во дворе никого нет, кроме сотен людей, тянущихся за пакетами с бесплатной едой.
— О, ты Варламов! Я твои ролики смотрю! — вдруг ко мне подбегает молодой парень. Он узнаёт меня, говорит, что смотрит мои видео на ЮТубе.
— Ты зачем сюда пришёл? Хочешь плохо снять про нас?
— Я вообще мимо проходил, шёл на встречу – смотрю, люди стоят, решил посмотреть, что случилось.
— Здесь еду раздают бедным. Хорошее дело. Бедным нечего есть, мы раздаём еду. Это очень хорошее дело, не надо плохо писать. Напиши, что было 3000 человек, а лучше 5000 человек! Не все просто смогли дойти, но если бы дошли, было бы 5000! У нас очень хорошая община, мы помогаем бедным. А то про мусульман только плохое говорят.
— Хорошо, а снимать можно?
— Снимать нельзя! Понимаешь, тут очень строго, нельзя. Могут быть проблемы. У нас женщин запрещено снимать.
Тут прямо передо мной появляется человек 10 цыган, совсем грязные и босые детишки, женщины в ярких и потрёпанных платьях начинают рыться в горе гнилых фруктов. Я пытаюсь поднять камеру, чтобы сделать кадр.
— Не надо! — мне бьют по камере и просят не снимать. — Это нищие, это нехорошо, они не наши, они в мусоре роются, не надо их показывать!
Я понимаю, что скрыто снять ничего не получится. Народ агрессивный, меня давно заметили и внимательно следят. Но мой подписчик решает помочь и что-то объясняет людям на таджикском.
— Я говорю, что ты хороший человек, что ты не враг нам и тебе можно разрешить сделать кадр. Сейчас я пойду спрошу у старшего разрешения!
Он возвращается через 10 минут.
— Пойдём! Только быстро! Я всё устрою!
Мы идём в обход толпы на какую-то лестницу.
Не успеваю я сделать кадр, как толпа замечает меня и начинает кричать. Мой новый знакомый кричит им что-то в ответ. Люди внизу возмущаются, машут руками, и уже какие-то молодые люди со всех концов двора бегут к лестнице. Я не понимаю, что происходит, но чувствую сильный удар: в меня кинули чем-то тяжёлым. Люди подбирают фрукты и кидают в нас. К счастью, я стою высоко, так что есть возможность увернуться от снарядов.
— Снимай, не обращай внимания, я сейчас всё улажу! — говорит мне таджик и продолжает очень эмоционально спорить с толпой.
Ага, уладит он... Ко мне уже тянутся руки, начинается суета, я стараюсь не делать резких движений и веду себя максимально спокойно. Уже мысленно прощаюсь с камерой и, возможно, содержимым рюкзака. Молодёжь довольно агрессивная, многие подбегают на шум и не понимают, что происходит. Проблема усугубляется тем, что женщины начинают верещать и жаловаться, что их сфотографировали.
В какой-то момент я понимаю, что толпа занята разборками с молодым таджиком, который разрешил мне снимать, а на меня уже не обращают внимания. Осторожно иду к выходу: калитка, арка, проход – и вот я на улице.
Всё хорошо.
Народ продолжает грузить в машины продуктовые наборы. Огромная толпа спорит, можно ли в России фотографировать на улице людей, вокруг ни одного сотрудника полиции. Центр Петербурга, изоляция, коронавирус.