Журналист 2016 года — Илья Варламов
Я тут случайно стал журналистом года по версии Кашина. По этому поводу в тусовочке (либеральных журналистов) большой переполох. Я свое слово скажу завтра. А сейчас слово Олегу Кашину:
— Почему вы нигде не работали?— Я писал стихи.
На аллее славы «Кашина» закладывается третья звезда журналиста года. Рядом с Дмитрием Стешиным и Александром Коцем (в 2014 году они победили как авторский дуэт) и Павлом Каныгиным (победитель 2015 года) теперь оказался Илья Варламов, и снова наши поздравления тонут в возмущенном гуле недовольных голосов. Все модные, все умные, все современные, и все равно у всех включается вот эта совчина — А ты журналист? А в каком СМИ работаешь? А корочка союза журналистов у тебя есть?
Это когда Артем Лоскутов сидел в тюрьме, его тоже спрашивали — Ты художник? Ну нарисуй тогда что-нибудь. Ну или можно вспомнить сценку про Панаева и Скабичевского из финальных глав популярного романа, или классическую стенограмму Фриды Вигдоровой — право же, неловко в 2106 году доказывать, что человек может считаться журналистом просто по факту того, что он делает, а не потому, что какой-то уполномоченный орган выдал ему соответствующую лицензию.
Читатель ждет уж рифмы «малые медиа», но ее здесь не будет — наш сюжет не имеет вообще никакого отношения к научно-техническому прогрессу и мировой истории эволюции медиа. Варламовский блог, и то, что это именно блог, а не листовка и не самодеятельный журнал — это эпизод не мировой, а российской истории. Это глава не из учебника про медиа, а из книги про Россию десятых, в которой все умерло или деградировало, и на месте институтов вырос лопух. Пресса тоже институт. На месте прессы тоже лопух (возможно, здесь и нужен каламбур про одуванчик, но вы его придумайте сами).
Люди, занявшие в нашем голосовании места от второго и ниже, действительно преимущественно работают в традиционных редакциях, и среди этих людей есть объективно более выдающиеся журналисты, чем блогер Варламов. Эти люди ездят на войну, или находят ад в мирной российской реальности, рискуют жизнью и, наоборот, меняют к лучшему жизнь своих героев — победа Варламова может показаться несправедливостью по отношению к этим людям. Но тут у меня есть уже другая метафора про одуванчик — представьте себе вот этот цветок с седыми невесомыми парашютиками, торчащими в разные стороны. Пока нет ветра, или пока мы с вами не подошли и не подули, перед нами — симпатичный серенький шарик, но минимальный порыв ветра, и эти парашютики разлетятся в разные стороны. Вжух — и Азар безработный. Вжух — и Фельдмана нет в «Новой». Вжух — и РБК ограничено двойной сплошной. Вжух — и даже Арам Ашотович уже не вполне Арам Ашотович. Кого-то унесет ветром черт знает куда, и мы больше его не увидим. Кто-то упадет в землю и прорастет новой журналистикой.
Как говорится — всему живущему идти путем зерна.
И правильнее признать победителем именно того, кто уже пророс, а не того, кого только что сдуло, как Азара, или сдует завтра, как многих в нашем списке.
Все существующие редакции — это уходящая натура и неустойчивое равновесие. И цензура, и рынок, и общественная атмосфера и много чего еще — вся окружающая среда состоит из неблагоприятных факторов. Пресса как институт уничтожается который год подряд. Те семечки одуванчика, которых пока не сдуло, могут позволить себе не обращать на это внимания и делать вид, что жизнь идет как шла. Но когда-нибудь сдует и их. «Азар стоящий журналист, и конечно, он очень скоро найдет для себя достойную работу», — почему это звучит как злая шутка? А вот поэтому.
Блог лохматого тысячника превращается в важное медиа не только потому потому, что лохматый тысячник так хорош, но и потому, что все вокруг разрушено или испорчено. Одуванчик прорастает на руинах. В отсутствие институтов он сам становится институтом. Цикл про плохие/хорошие города становится политическим событием в этих городах, и об этом событии (вовсе не потому, что им заплатили), захлебываясь, пишут местные газеты, а местные чиновники дают по поводу варламовских постов возмущенные или примирительные комментарии. В России здорового человека эту роль играла бы национальная газета или телеканал, у нас — блогер-одиночка. Жизнь на руинах выстраивается в новые формы сама собой просто потому, что она, жизнь, так устроена.
Извините за привычную отсылку к любимой эпохе — в перестроечные годы советское телевидение полюбило жанр публицистики, то есть такие длинные сюжеты о том, что так жить нельзя, с обязательным авторским комментарием типа «доколе» и долгими планами, на которых за горизонт на своем маленьком тракторе уезжает советский фермер-арендатор. По мере превращения телевидения в бизнес этот жанр как самый неоправданный с точки зрения цена/качество умер самым первым, и я помню интервью одного телевизионного Лопахина, которому условная Ирина Петровская пыталась предъявлять, что он вырубает наш телевизионный вишневый сад. Лопахин (как его звали, уж не Эрнст ли?) отвечал, что вы знаете, можно снять часовое кино о проблемах педагогов, которое никто не будет смотреть, а вот у нас в «Поле чудес» Якубович спрашивает очередного игрока — Простите, вы педагог? — и уже, обращаясь ко всей студии — Низкий поклон педагогу! Студия встает и аплодирует, и вот это и есть настоящая публицистика.
То, что тысячи поклонников Варламова (голосуя, может быть, по два-три раза — техническая дырка в нашем голосовании, к сожалению, позволяла это делать) выбрали именно его — это вообще-то да, такое стихийное оформление складывающихся институтов, как те самые легендарные дорожки, которые сначала люди протаптывают, а потом начальство их асфальтирует. Так фиксируется уже сложившийся статус-кво, реальное положение дел, в котором Варламов действительно конкурирует и с «Медузой», и с «Медиазоной», и с Первым каналом.
И да, это Варламов. Человек, согласовывавший с Кристиной Потупчик тексты своих постов об оппозиционных мероприятиях. Человек, совершенно случайно оказывавшийся с камерой рядом с неонашистами прошлых лет типа забытого уже «Монолог-ТВ». Лидер поколения платных блогеров, человек, которого и я сам в свое время гвоздил как великого мурзилку (и был совершенно прав).
Это тоже нужно иметь в виду. Мурзилочность в самом нехорошем смысле этого слова победила в нашем медиапространстве последних лет. Наш любимый герой — источник «Росбалта», всегда более информированный и оперативный, чем любой криминальный репортер. Модель «Ридуса», когда новое популярное медиа скрывает своего инвестора, и им потом ко всеобщему ужасу оказывается черт знает кто — эта модель восторжествовала, и уже никого не смущают тщательно скрываемые инвесторы самых приличных СМИ от той же «Медузы» до нового спецприемника для всеобщих друзей RTVI — теперь уже идиотом станет выглядеть человек, который будет бегать за ними и кричать, показывая пальцем, что Аарон Френкель — это израильский кошелек Чемезова. Уже сложился консенсус, что скрывать инвестора — это нормально, и в этом смысле расчехлившийся раньше всех Варламов тоже находится в самом выигрышном положении. Свою репутацию он теперь оберегает, и уже никто не вспомнит, когда в его блоге был пост, который можно было бы счесть заказухой — рекламные посты помечаются соответствующей плашкой, а все остальное производит впечатление вполне непредвзятых материалов. Впрочем, и в этом смысле меняется не только Варламов, но и времена — на днях я читал в фейсбуке главного редактора питерской «Новой газеты» пост о том, как прекрасен Игорь Албин, строящий этот прекрасный стадион вопреки лаю всех шавок, которые мешают его строить. Какие-то знакомые спрашивали в комментах — это что же, заказуха? А автор поста туманно отвечала, что ребята, я же вас знаю, и у вас тоже много скелетов в шкафу, так что не лезьте ко мне. Лет десять назад такая переписка была невозможна, сейчас она — в порядке вещей, и дело, видимо, в том, что институт репутации обнулился полностью, и теперь новые репутации возникают и будут возникать самым неожиданным образом и в самых неожиданных местах. Новая пресса не в значении «новые медиа», а в значении «’Коммерсантъ’ вместо ’Правды’» вырастает именно так — когда ее не замечают, когда ее не воспринимают всерьез, когда в нее не верят. Победа Варламова в нашем голосовании — повод не возмущаться, а присмотреться к нему. Нам еще с ним жить.
Ну а с кем еще? С Ольгой Скабеевой, что ли?